Макс Фрай - Жалобная книга [litres]
Но ведь было.
Только это и важно. Только это.
Последний штрих. Теперь мой волшебный рисунок завершен. На старт, внимание, приготовились.
Еще несколько секунд лицо Вари остается напряженным, потом мышцы внезапно расслабляются. На губах — улыбка, похлеще, чем у Моны Лизы. Все. Вари здесь больше нет.
Но пока я держу ее за руку, я, некоторым образом, остаюсь в курсе дел. Не наблюдаю, конечно, не живу рядом с нею день за днем, просто, в общих чертах, понимаю, что происходит. На примитивном уровне: «сладко-горько», «выносимо-невыносимо», «приятно-больно», «жить-умирать» — не более того.
Так вот: не просто «выносимо», но и сладко, и приятно. И чертовски увлекательно. Ай да я! Угадал. Молодец.
Сажусь, пять.
Не тороплюсь, даю Варе возможность прожить пару десятков чужих лет. Пусть взрослеет вместе с этим мальчиком, пусть насладится чужой зрелостью, обнимет всех его женщин и понянчится с его детьми, а вот стареть мы ей пока не позволим. Рано еще. Потом, когда придет опыт, будет сама решать, хочется ей этого, или нет. Удовольствие-то на любителя, к числу коих я, честно говоря, не принадлежу, до сих пор. Хотя Михаэль, помнится, говорил, что возможность прожить чужую старость сулит накху-гурману какие-то удивительные, утонченные наслаждения.
Может быть. Просто я у нас не гурман, увы.
В общем, довольно пока. Пора домой, нагулялась.
Снова черчу на Вариной ладошке волшебный знак, на сей раз — в обратном направлении. Начинаю с последней черты, завершаю первым штрихом. Так мы закрываем врата, зовем домой заигравшегося в чужие игрушки странника. Хватит, набегалась, наплакалась, насмеялась. Теперь можно немножко пожить собственной жизнью, для разнообразия. Десять минут или пару часов, а то и вовсе сутки. Там поглядим.
На сей раз узнать меня ей нелегко. Глядит изумленно, хмурится. Пытается понять, что происходит, припомнить: где мы встречались?
— Аркан «Дьявол», — говорю. — Он же «Иерофант», он же «Отшельник». Погубитель «Шипе-Тотека», как оказалось. Я тебе этой ночью колыбельную пел, помнишь? Про зеленую карету…
Содрогается, кивает. Отводит глаза, а потом и вовсе кладет голову на руки.
— И сказку рассказывал, — говорит наконец. — Про маленького динозавра, который не хотел вымирать. Я — девочка, да? И звать меня Варвара, а вовсе никакой не Вадим… Господи, трудно как все… Как же, господи, трудно! Двадцать с лишним лет псу под хвост. И Машка моя псу под хвост, такая распрекрасная. И Борька, значит, под хвост все тому же псу, и кино наше. Мы же с Алимом мультфильм хотели снимать по Андерсену, с использованием новой обонятельной палитры; чтобы Русалочка пахла весенним морским ветром, ведьма — подгнивающими водорослями, а принц — просто по́том, как все очень взрослые и регулярно пьющие мужчины, едва уловимо, но явственно. Такая находка: с виду прекрасный, юный мальчик, а запах все рассказывает о его безрадостном будущем без Русалочки — для тех, кто понимает, конечно, для чутких и сообразительных… Это моя была идея, Алим от восторга прыгал. И ведь деньги уже нашли, грант получили, аппаратуру арендовали… И тут вдруг выясняется, что грант не мой, и кино тоже не мое, и Алим чей-то чужой друг. Машка — и та чужая. И — я правильно понимаю? — вообще еще не родилась.
— Тебе виднее. Кто такая эта Машка? Жена?
— Дочка, — поднимает голову, улыбается, и я вижу, что глаза у нее на мокром месте. — Четыре годика исполнилось. Такая умнющая девка! Доченька моя.
— Не твоя, — напоминаю мягко. — А этого молодого человека. Все у него еще впереди: и Машка, и Борька, кто бы он там ни был, и друг Алим, и кино… Давай, возвращайся обратно. Здесь у тебя тоже совсем неплохо дела обстоят. Здесь у тебя кофе стынет, шоколадка не съедена, денег полные карманы…
— Здесь у меня ты сидишь, — вдруг говорит Варя. — И это — решающий аргумент.
Тут же смутилась, спохватилась, покраснела. Зато в себя пришла, окончательно и бесповоротно. Вскочила, едва не опрокинув все окрестные стулья своей длиннющей юбкой.
— Чего тебе взять? — спрашивает. — Мне совершенно точно нужно выпить коньяку. А тебе коньяку совершенно точно не нужно, ибо ты за рулем. Это единственное, что я сейчас понимаю в вашем тутошнем мироустройстве.
— Вполне достаточно, — улыбаюсь. — Базовые тезисы, считай, усвоила. Возьми мне кофе, лучше бы какой-нибудь африканский сорт. К примеру, кенийский, если у них есть. И стакан газированной воды.
— С бульбашками? — уточняет.
Киваю. Улыбаюсь, глядя ей вслед. «Бульбашки», надо же…
Десять минут спустя, вернувшись с напитками, Варя строго говорит:
— На сегодня хватит с меня твоих чудес. Я не железная. К тому же мне еще твоего приятеля переводить с басурманского наречия на нормальный русский язык. Только что вспомнила, чуть не поседела… А ты, пока меня ждал, сколько жизней успел прожить? И чьих, если не секрет?
— Ни одной, — улыбаюсь. — Я занят был, кофе твой допивал, пока он окончательно в помои не превратился. Серьезное дело, не до баловства чай.
— Правда, что ли? — удивляется.
— Конечно, правда. Зачем тут врать?
— Тогда, пожалуйста, сделай это при мне, — просит она. — Я хочу знать, как… Как это выглядит со стороны. Хочу видеть, как ты вернешься обратно. Я не знаю почему, но мне очень-очень нужно, чтобы ты… Или ты сейчас не можешь?
— Да нет, почему. Могу. Запросто. Если для тебя это важно, смотри на здоровье.
Очень удачно все получилось. Я как раз одну милую женщину присмотрел, пока Варя в очереди скучала. На всякий случай, про запас: вдруг моя подопечная добавки потребует. Ну вот, самому пригодилась заначка. Очень своевременно и, я бы сказал, справедливо, А то уже больше суток живу, как последний дурак, собственной жизнью, на удивление насыщенной и занимательной, это да, но все же, линейной до отвращения — для тех, кто понимает, конечно.
— Пока, — подмигиваю Вареньке, рукой машу словно бы, и правда, уходить собрался. — До встречи!
И быстренько, быстренько, пока она не передумала…
Стоянка XI
Знак — Лев.
Градусы — 8°34′18'' — 21°25′43''
Названия европейские — Азобр, Ардаф.
Названия арабские — аз-Зубра — «Загривок (Льва)».
Восходящие звезды — дельта и тэта Льва.
Магические действия — заговоры в пользу бегства узников.
Не знаю, что за черт меня дернул. То ли просто захотелось поглядеть со стороны: как это бывает, увериться, что во время отсутствия с губ моих не капала слюна, а глазные яблоки не закатывались под веки, обнажая страшную, влажную, яичную голубизну белков. То ли на нечто большее рассчитывала.
